Какой образ будущего обсуждается сегодня в России?

Отсутствие "образа будущего", дауншифтерство постоянно присутствуют в риторике отечественных глобалистов, западников и неолибералов на самых разных уровнях.

Проблема будущего, действительно является чрезвычайно важной, ведь как только советское общество потеряло веру в будущее, демонтажу подверглось настоящее, разрушился и сам СССР.

Стоит ли современной России и теперь бросаться за очередными вожделенными виртуальными, но гораздо более привлекательными для общества "фантиками"? Какова реальная цена новой сделки, а главное, что это за будущее?

В их будущем нет места нашему прошлому

Сила мифа о тотальном отставании России в сфере научно-технического прогресса, основе будущего для любого развитого общества, — в системном удалении и забвении всех достижений прошлого. Общество, лишенное точек опоры, не может быть самостоятельным субъектом ни конструирования, ни планирования собственной истории.

Например, к 1991 году были потеряны библиотеки всех 15 филиалов Всероссийского научно-исследовательского института технической эстетики (ВНИИТЭ), что составило до 80% фонда уникальной проектной документации и исследований института. Эта "тихая" трагедия, сопоставимая с безвозвратными утратами из-за пожара в Институте научной информации по общественным наукам (НИОН), позволяет утверждать, например, что в России нет и не было промышленного дизайна, и мы не можем претендовать на влияние в этой сфере, связываемой опять же с будущим.

Провал 1990-х оказался настолько катастрофическим, а политика деиндустриализации и деинтеллектуализации настолько последовательной, что страна лишилась целых собственных отраслей производства и экономики. Что же предлагается делать идеологам нового, идеологически правильного будущего теперь?

Билет в будущее оплачивается признанием собственной цивилизационной неполноценности и заполнением пустоты глобалистскими стандартами жизни и игрушками общества потребления. Парадоксально, но бренд будущего оказывается главным идеологическим могильщиком реального прогресса.

Монополия на будущее как инструмент глобальной конкуренции

Принципиальной позицией российских глобалистов, широко представленных в политическом классе, является отказ собственного проекта будущего и научно-технической и гуманитарной базы его реализации. Не самый худший вариант, если при этом за образец берется реальная Силиконовая долина, а не пиар-проекты условного Илона Маска, содержательно и концептуально вторичные и устарелые по сравнению с наработками и возможностями советских ученых и конструкторов.

Современный империализм в форме глобализма — это монополия на будущее, в которое попадут далеко не все, и только в выравненном под жесткую стандартизацию виде.

Согласно базовой метафоре Томаса Фридмана, мир в эпоху третьей стадии глобализации стал плоским (то есть открывающим возможность индивидуумам и небольшим группам людей сотрудничать и конкурировать на всем пространстве мирового рынка — Ред.). Вот только это уплощение с самого начала не происходит "естественным" и добровольным путем.

Пожалуй, главной инновацией плоского мира является технология манипуляции массовым сознанием: деиндустриализация навязывается именно как прогрессивный образ будущего, в котором все традиционные формы суверенности должны быть заменены технологиями управления. Отказ от базовых форм развития традиционного общества, таким образом, объявляется не поражением, а шагом вперед.

Такое внимание будущему не удивительно, для бизнеса будущее является ходовым товаром, который хорошо продается со времени подъема и энтузиазма 1960-70-х годов.

Для элиты западного сверхобщества будущее стало оружием в борьбе с альтернативными ветвями социальной эволюции человечества: со времени разрушения СССР однополярной стала не только геополитика, но и само представление о будущем.

Наше постчеловеческое будущее?

Отсутствие образа будущего (и будущего как такового), которым так настойчиво попрекается российское общество, является элементом давления и наказания за попытку вернуться в реальную историю, которую Россия совершила в 2014 году. Будущее — чрезвычайно мощный и притягательный образ, по силе воздействия превосходящий всю политическую конъюнктуру. Тем серьезнее необходимо относиться к призывам некритического следования всем новым реальностям.

Бренд будущего является идеологическим аватаром подчинения глобальному центру сверхвласти, окончательно сформировавшемуся во второй половине ХХ века в западном обществе. Содержанием этого будущего является постчеловеский мир, "наше постчеловеческое будущее", как его называет в одноименной книге Френсис Фукуяма, провозгласивший в свое время конец истории; последний человек — это постчеловек.

Это, действительно, совершенно новый мир, в котором нет и не предусмотрено человека как субъекта истории. Это мир, где человек полностью лишен своей социальной, культурной, религиозной идентичности, и может быть лишен человеческого образа. Это мир будущего, находящегося под тотальным сетевым управлением, но при этом категорически отрицающий и не сознающий свою антиутопическую и инфернальную сущность.

Но для того, чтобы сопротивляться наступающему будущему, проект которого спланирован и реализуется, нужна научно-техническая и интеллектуальная база. В противном случае о том, что Россия не вписалась в будущее, будут говорить с тем же холодным равнодушием, как когда-то говорилось про миллионы людей, не вписавшихся в рынок.

РИА Новости